Совсем небольшой Чёрный зал Новой сцены схлопывает пространство, и персонажам, которые большую часть времени все находятся на сцене, тесно, они словно задыхаются и пытаются вырваться, выбегая в дверь и тут же возвращаясь из глубины сцены - выхода нет. По краю сцены - “озера надежды” - колосится пшеница, которая во втором акте угрожающе вырастет в человеческий рост, превратив некоторых героев в почти невидимых для зрителей. Время действия не проговаривается, это скорее условное метапространство, костюмы вполне современные, с акцентами на характеры героев. 

Пьеса присутствует в спектакле целиком, с минимальнейшими купюрами, при этом практически не произносится. Все реплики, вплоть до ремарок, транслируются на заднюю стену сцены. Попсовые песни становятся не иллюстрированием чеховского текста, заученного за многие годы и тысячи постановок наизусть, а переконструированием драматической основы. Елена Павлова переносит противоречия пьесы на звуковой ряд, возникает конфликт текста и музыки. Герои мечутся между заданным и непрожитым, диктат текста для них равен всевышнему року.

Жизнь чеховских героев всегда так складывается, что они хотели бы по-другому. И герои спектакля Елены Павловой находят в музыке свою отдушину. Появившись на сцене вместе с открывающей ремаркой, актеры репрезентируют своих персонажей через песни. В этом странном наборе несочетающихся мотивов и исполнений с различными по уровню вокальными данными сконцентрированы трудновыразимые оттенки личной трагедии каждого персонажа.

«Чайка» Елены Павловой получилась цельной, наполненной смыслами, интересными перекличками. Формат саундрамы помог раскрыть чувственный мир героев Чехова, уйти от эпохи пьесы, от темы театрального искусства к темам природы человека, творчества, любви во всех её проявлениях, свободы духа.

Спектакль получился концептуальным: деконструированная пьеса; автор, вынесенный за скобки (вернее — транслируемый на задник сцены в виде текста пьесы); мотивы героев, преподнесённые зрителю на блюдечке вперемешку с известными эстрадными хитами вроде «Зеленоглазого такси» и даже «Плачу на техно». (...) Текст Антона Павловича разбирают на мотивы и ставят под вопрос. Постановка не занимается интерпретацией произведения, над которым довлеет миф его автора, а создаёт новый язык. В основе, безусловно, Чехов, но ещё и мы с вами, как и актёры. Основной художественный приём — замена диалогов (за редким исключением) на песни, характеризующие ключевые состояния героев и передающие метасообщения персонажей.