Первые отзывы на премьеру Александринки напомнили: к спектаклям Константина Богомолова невозможно подходить с традиционной оптикой — ждать от них понятных и привычных связей, цельности действия и высказывания, способности (и намерения) объединить зрительный зал. Театр Богомолова требует принципиально другого подхода: он рассчитан на очень разного зрителя — и каждому из них режиссёр говорит что-то своё.

Режиссер Богомолов применил свой фирменный подход к классике — и от оригинального текста Горького в пьесе не осталось ничего. В соавторстве с Анной Носовой он создал собственное произведение, сюжет которого, по его словам, «спровоцирован» текстом Максима Горького. 

Получилось что-то вроде «жестокого романса» — бытовой трагедии со смертью, нагруженной цитатами и ссылками в диапазоне от «Идиота» и «Преступления и наказания» Достоевского до «Необыкновенного приключения, бывшего с Владимиром Маяковским», мифа о Медее, притчи о матерях и Соломоне и средневековых поверий о детях-подменышах, расцвеченного подробностями жизни на Патриках. Все это — в параллели с романом «Мать» Горького.

Сценография преданной соратницы Богомолова, большого мастера своего дела Ларисы Ломакиной действительно великолепна. Это жилище крупного госслужащего в разрезе: внизу — огромная зала с камином в центре и большим овальным столом из дубового массива вдали справа, а над ним — кирпичная кладка стены многоквартирного здания (на нее в процессе действия будут проецироваться крупные планы героев — фирменный прием режиссера Богомолова).

<...>

Пространство лаконично и функционально: герои переходят из одной локации в другую — и эти переходы работают как монтажные склейки, в наиболее эмоциональные моменты в камине вспыхивает огонь. И даже темно-красные обои, в орнаменте которых угадываются бурбонские лилии, работают — и цвет, и узор: дом имперского чиновника выглядит продолжением роскошного зала императорского театра. Но при желании и лилии можно воспринять как некий месседж как раз интеллектуалам: чем кончили Бурбоны, известно.