Спектакли Валерия Фокина на Международном театральном фестивале "Балтийский дом".

В программе XV Международного театрального фестиваля "Балтийский дом " будут представлены два спектакля художественного руководителя Александринского театра Валерия Фокина, составившие своеобразную "петербургскую дилогию". Недавняя премьера Александринки, спектакль по петербургской поэме Ф.М.Достоевского "Двойник" будет показан 30. 09. 2005 г. в 19.00 . В главных ролях: народный артист России Виктор Гвоздицкий и Алексей Девотченко. Актёрский дуэт Гвоздицкого и Девотченко выдвинут на соискание высшей театральной премии Санкт-Петербурга "Золотой Софит"- 2005. "Надо заметить, баланс между двумя Голядкиными на премьере и в последующих спектаклях существенно менялся. Первоначально детальная, негромкая игра Гвоздицкого "тушевалась" на фоне энергичной, броской игры Алексея Девотченко. Движения Гвоздицкого замедлены - у девотченко стремительны; речь Гвоздицкого нарочито невнятна, с заиканием, у девотченко - четко артикулирована, резко подана. Прибавим к этому, что девотченко плавно "перетёк" в двойника Голядкина из хамелеона Хлестакова, причем Хлестакова уже распоясавшегося. Если Девотченко по своей стилистике - персонаж сегодняшнего дня, то Гвоздицкий - из XIX века. Девотченко же передано и большинство комических режиссерских трюков: игра на аккордеоне, монолог в трактире на немецком языке (сатана ведь изъяснялся в основном на немецком). На более поздних спектаклях двух главных протагонистов удалось сбалансировать, хотя подвижность, насмешливость Якова Петровича-Девотченко не может не привлекать (или развлекать) в противовес изнуренности Якова Петровича-Гвоздицкого. Он, скажем делает повелительный жест рукой: "Сгинь!" - и этот жест его совершенно обессиливает. Он пытается говорить, и пальчики дрожат у губ. "Позвольте объясниться", - направляется Голядкин к начальнику и поднимается по лестнице с ощущением, будто идет на Голгофу. Когда на него надевают смирительную рубашку, Гвоздицкий напоминает одновременно Пьеро с повисшими рукавами, а также Икара с подломленными крыльями. Голядкин-Гвоздицкий приходит к нам в состоянии внутренней судороги и уходит в полное безумие, смерть закоченело-неподвижным, отрешенным. Бессмысленная его жизнь кончена."( Евгений Соколинский. "Два рода безумия. Виктор Гвоздицкий в спектаклях "Двойник" и "Учитель словесности"// " Современная драматургия ". № 3. июль-сентябрь 2005 г.). "Режиссерская концепция "Двойника" столь же далека от многостраничных подробностей "петербургской поэмы" Достоевского. Здесь все спрессовано и сконцентрировано донельзя. Знаковые (по мысли Фокина) эпизоды бликуют, отражаясь в старых зеркалах, повернутых в зал. Режиссер отнюдь не склонен сочувствовать г-ну Голядкину, попавшему в странный переплет, от чего не смог отказаться писатель ( а вслед за ним и артист Виктор Гвоздицкий). Вместо последовательно и неспешно развивающейся фабулы - жесткая ситуация "человека не на своем месте", получившего по заслугам." (Ирина Алпатова. "Переписывая заново. свежие версии классических сюжетов". //"Культура" №. 33. 25-31 августа 2005 года). 4.10.2005 г. в 18.30 и в 20.30. зрители увидят спектакль "Шинель" Н.В.Гоголя (Московский театр "Современник", Центр им. Вс. Мейерхольда, 2004). В роли Акакия Акакиевича Башмачкина - народная артистка России Марина Неёлова. Спектакль вызвал огромный интерес публики и театральной критики. В столичной театральной прессе были опубликованы рецензии ведущих московских театральных критиков. Вот лишь несколько цитат: "Башмачкин в исполнении Марины Неёловой - прежде всего примета Петербурга. Гоголевский текст растаял в невском тумане, оставив лишь невнятное эхо междометий, стонов, вздохов. Здесь играется трогательная история большой любви "маленького человека" к Шинели, почти одушевленной. По крайней мере, такой она видится Башмачкину. Но эти эмоции не отрицают традиционной для Фокина жесткости сценической партитуры, где никто и ничто не попадает мимо заявленных нот." (Ирина Алпатова. "Переписывая заново. Свежие версии классических сюжетов"// "Культура". 25-31 августа 2005 г.) "Чтобы описать, как она играет Башмачкина, пришлось бы соединять слова, которым не положено быть вместе. К примеру: "полностью карикатурный" и "пленяюще трогательный". Или, что важнее, "бесплодный" и "счастливый" - хотя бы в сценах, когда маленький лысенький человечек просыпается, сладко жмурится, потихоньку начинает думать о своей милой, никому не нужной работе... Конечно, тем больнее зрителю придется во второй половине действия. Непререкаемую непосредственность переживания Неёлова сегодня множит на виртуозную технику (лишь в крайних случаях подменяет техникой). Она мощно и бесстрашно использует свой особый актерский дар: можно назвать его даром органичного избытка яркости. До предела заостряя рисунок, придумывая своим персонажам самые невероятные привычки и повадки, она остается в пределах естественности. Для нее напряжение игры никогда не бывает слишком высоким." (Александр Соколянский. "Тема Неёловой"//"Креатив"). "Как работают эти глаза и как работает этот голос в спектакле "Шинель" - я пересказать не берусь. Это задача скорее для музыкального критика. Кстати, музыка эта - музыка ее голоса, - так же как и невероятная пантомима Акакия акакиевича ( на ней, пантомиме, собственно, и держится действие - мы следим за текстом Гоголя не по словам, а по движениям Неёловой), - и то, и другое вроде бы четко вписаны в музыкальную партитуру спектакля. За голосом и уродливой походкой Нееловой следишь с замиранием сердца, как за циркачом на канате. И не импровизация это даже, и не игра никакая, а просто, не знаю, молитва, что ли (перед смертной казнью опять же)? Осталось добавить, что некоторые зрители после спектакля практически рыдают. Действитель, не сопереживать этому невозможно." (Борис Минаев. "Форма жизни" //"Огонек". № 41. 11-17 октября 2004).